О гуманизме
Меч. No 3 - 4. 27. V. 1934. С. 3 - 4.
Следует помнить, что слово "гуманизм", благодаря своему историческому происхождению и образованию от XV века до ХХ-го, получило двойной смысл. Весь вопрос в том, какой из этих двух смыслов должно иметь это слово, чтобы творящая духовныя силы Европейскаго Запада, от Орфея и Виргилия до Данте и Гете, могли быть об'единены в борьбе с разрушительными силами, идущими уже не только с Востока, но и из подземных глубин самого Запада, -- с "западно восточным" нашествием варваров; чтобы новый всемирный "Интернационал Человечности" мог быть противопоставлен уже действующему "Интернационалу Безчеловечности".
Кажется, не нужно доказывать, -- это слишком ясно чувствуют все, кто еще может чувствовать, -- что после войны, общий уровень человечности снизился и продолжает снижаться с угрожающей быстротой, во всех областях человеческаго духа; что совершилась и продолжает совершаться страшная убыль в человеке Человека. Слишком тонкою пленкою, легко спадающей позолотой на звериной шкуре, оказалось во время войны и после нея то, что люди считали непроницаемой броней против зверя в себе и что вторая половина последняго христианскаго тысячелетия обозначала словом "гуманизм".
Что такое "репарация" в материально-разрушенных войною областях, знают все; но знает-ли, помнит-ли еще кто нибудь, что такое "репарации" в драгоценнейшей области духа -- человечности?
Все материальныя и духовныя вещи, после войны, похужели, -- в продажной цене своей, подорожали, а в непродажной -- подешевели. Больше же всех вещей похужела и подешевела бывшая некогда для человека "вещь в себе" (das Ding an sich), мера всех для него ценностей, -- он сам, -- абсолютное, внутреннее Лицо его, Личность В страшном опыте войны оказалось, что Лицо человеческое вовсе не так прочно держится на человеке, как он предполагал; что оно снимается с неожиданной и безболезненной легкостью; само спадает, как маска после маскарада -- "цивилизации", "прогресса", "прав человека", "христианства" и проч., и проч. Вдруг появились и размножились безчисленно мнимые люди, оголенные, скинувшие с себя человеческое лицо, как ненужную маску, -- Человекообразные, Антропоиды.
Как бы ни были различны и даже противоположны друг другу, в исходных точках своих, коммунисты и гитлеровцы, -- все они об'единяются в последнем выводе: человеку, как "вещи в себе", грош цена; лицо человеческое, личность, есть нечто условное, в классе, в государстве, в нации; человек в обществе -- муравей в муравейнике, клетка в организме, атом в материи; почти ничто сегодня, а завтра -- ничто совсем.
Хуже всего, что это нашествие Человекообразных происходит, может быть, не только после первой, вчерашней войны, но и перед второй, завтрашней; судя же по опыту первой, более, чем вероятно, что, если не минует нас вторая, то Антропоид восторжествует над Человеком окончательно и род человеческий заменится новым родом -- не человеческим. Надо быть убаюканным призраками, чтобы все еще считать опасность эту призрачной.
В глухую ночь, среди общаго сна и безпамятства, раздался, или мог бы раздаться в слове "гуманизм" спасительно остерегаюгщий звук--зов, обращенный ко всем, еще сохранившим лицо человеческое, об'единиться во всемирный союз для борьбы с "западно-восточным" Нашествием варваров.
Внятность для всех, кто еще может внимать, -- такова выгода слова "гуманизм". В чем же его опасность?
Первородный грех Гуманизма -- атеизм. При первом возникновении своем, в эпоху Итальянскаго Возрождения, Гуманизм есть бунт освобождаемого, будто-бы, человеческаго духа сначала только против внешних церковных форм, а потом и против внутренняго существа христианства. В бунте этом человек утверждается, как нечто абсолютное, против Бога; все под ним, а над ним ничего.
Первых гуманистов XV го века соединяет с энциклопедистами XVIII го века непрерывная линия духовнаго родства. В легком вольнодумстве Лоренцо Валла и Гвидо Кавальканти уже заключено Вольтеровское, самое тяжелое из тяжелых и, скажем правду, вопреки авторитету умнейшаго из людей, -- самое глупое из глупых человеческих слов: Исrаsez L'InfБme!
Горький опыт двух последних веков показал нам, что союз гуманизма с атеизмом -- роковой, убийственный для перваго. С каждым днем все яснее осязается нами нерасторжимая связь истиннаго Гуманизма -- утверждения абсолютной человеческой личности -- с религией вообще и с христианством в частности; с каждым днем, мы все яснее убеждаемся безчисленными "доказательствами от противнаго", что лицо человеческое, если оно не "образ и подобие Божие", есть пустая маска, слишком легко спадающая с человекоподобнаго зверя, или, не будем обижать зверей, -- с диавола; что человек-- самое неусточивое из всех равновесий между Богом и дьяволом: если не восходит он безконечно к небу, то так же безконечно -- скажем на языке "детски мифологическом", но и детски понятном для всех -- нисходит в "ад".
Пусть еще не все антихристиане скинули с себя лицо человеческое, но уже все "человекообразные", явно, на словах и на деле, как русские коммунисты, или тайно, только на деле, без слов, как фашисты и гитлеровцы, скинули с себя маску христианства. Надо быть слепым, чтобы не видеть, что мир сейчас разделился на два воюющих стана: за и против Человека, за и против Христа.
человеческий, Сын Божий. Только Он -- действительный Основатель Гуманизма, в новом синтетическом смысле.
новый, вечный Лабарум (Labarum), знамение Христово: in hoc signo vincis.
Д. Мережковский