• Приглашаем посетить наш сайт
    Высоцкий (vysotskiy-lit.ru)
  • Смерть богов. Юлиан Отступник
    Часть первая. Глава VIII

    Часть 1: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23
    Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21
    Примечания

    VIII 

    Когда учитель и ученик, возвращаясь с прогулки, проходили Панормос, многолюдную гавань Эфеса, они заметили необычайное волнение.

    Многие бежали по улицам, махали пылающими смоляными факелами и кричали:

    - Христиане разрушают храмы! Горе нам!

    Другие:

    - Смерть олимпийским богам! Астарта [109] побеждена Христом!

    Ямвлик думал пройти пустынными переулками. Но бегущая толпа увлекла их по набережной Каистра, мимо капища Артемиды Эфесской. Великолепный храм, создание Динократа [110], стоял, как твердыня, суровый, темный и незыблемый, выделяясь на звездном небе. Отблеск факелов дрожал на исполинских столбах с маленькими кариатидами [111] вместо подножий. Не только вся Римская империя, но и все народы земли чтили эту святыню. Кто-то в толпе закричал неуверенно:

    - Велика Артемида Эфесская!

    Ему ответили сотни голосов:

    - Смерть олимпийским богам и твоей Артемиде!

    Над черным зданием городской оружейной палаты подымалось кровавое зарево.

    Юлиан взглянул на божественного учителя и не узнал его. Ямвлик опять превратился в робкого, больного старика. Он жаловался на головную боль, высказывал страх, что ночью начнется ломота, что служанка забыла приготовить припарки. Юлиан отдал учителю верхний плащ. Но ему было все-таки холодно. С болезненным выражением лица затыкал он уши, чтобы не слышать уличного крика и хохота. Ямвлик больше всего в мире боялся толпы; говорил, что нет глупее и отвратительнее беса, чем дух народа.

    Теперь указывал он ученику на лица пробегавших мимо людей:

    - Посмотри, какое уродство, какая пошлость и какая уверенность в правоте своей! Разве не стыдно быть человеком - таким же телом, такою же грязью, как эти?..

    Старушка-христианка причитала:

    - И говорит мне больной внучек: "Свари мне, бабушка, мясной похлебки". - "Хорошо, говорю, милый, вот ужо пойду на рынок, принесу мяса". Сама думаю: мясо теперь, пожалуй, дешевле пшеничного хлеба. Купила на пять оболов; сварила похлебку. А соседка-то на дворе кричит: "Что ты варишь, или не знаешь, нынче мясо на рынке поганое?" - "Как, говорю, поганое? Что такое?" - "А так, говорит, что на поругание добрым христианам, ночью жрецы богини Деметры [112] весь рынок, все лавки мясные жертвенною водою окропили. Никто в городе не ест поганого мяса. За то жрецов идольских побивают каменьями, а бесовское капище Деметры разрушат". Я и выплеснула похлебку собаке. Шутка сказать - пять оболов! В целый день не наработаешь. А все-таки внучка не опоганила.

    Другие сообщили, как в прошлом году один скупой христианин наелся жертвенного мяса, и вся утроба у него сгнила, и такой был смрад в доме, что родные убежали.

    Пришли на площадь. Здесь был маленький храм Деметры-Изиды-Астарты [113] - Трехликой Гекаты, таинственной богини земного плодородия, могучей и любвеобильной Кибелы, Матери богов. Храм со всех сторон облепили монахи, как большие черные мухи кусок медовых сот; монахи ползли по белым выступам, карабкались по лестницам с пением священных псалмов, разбивали изваяния. Столбы дрожали; летели осколки нежного мрамора; казалось - он страдает, как живое тело. Пытались поджечь здание, но не могли: храм весь был из мрамора.

    - Веревок, веревок! За руки, за ноги!

    С пением молитв и радостным хохотом, из дверей храма толпа на веревках повлекла вниз по ступеням звеневшее, серебряное, бледное тело богини, Матери богов - творение Скопаса [114].

    - В огонь, в огонь!

    И ее потащили по грязной площади.

    Монах-законовед провозглашал отрывок из недавнего закона императора Констана [115], брата Констанция: "Cesset superstitio, sacrificiorum aboleatur insania" - "Да прекратится суеверие, да будет уничтожено безумие жертвоприношений".

    - Не бойтесь ничего! Бейте, грабьте все в бесовском капище!

    Другой, при свете факелов, прочел в пергаментном свитке выдержку из книги Фирмика Матерна [116] "De errore prof anarum religionum": "Святые Императоры! Придите на помощь к несчастным язычникам. Лучше спасти их насильно, чем дать погибнуть. Срывайте с храмов украшения: пусть сокровища их обогатят вашу казну. Тот, кто приносит жертву идолам, да будет исторгнут с корнем из земли. Убей его, побей камнями, хотя бы это был твой сын, твой брат, жена, спящая на груди твоей".

    Над толпою проносился крик:

    - Смерть, смерть олимпийским богам!

    Огромный монах с растрепанными черными волосами, прилипшими к потному лбу, занес над богиней медный топор и выбирал место, чтобы ударить. Кто-то посоветовал:

    - В чрево, в бесстыжее чрево!

    Серебряное тело гнулось, изуродованное. Удары звенели, оставляя рубцы на чреве Матери богов и людей, Деметры-Кормилицы.

    Старый язычник закрыл лицо одеждой, чтобы не видеть кощунства; он плакал и думал, что теперь все кончено - мир погиб: Земля-Деметра не захочет родить людям колоса.

    Отшельник, пришедший из пустыни Месопотамии, в овечьей шкуре, с посохом и выдолбленной тыквой вместо посуды, в грубых сандалиях, подкованных железными гвоздями, подбежал к богине.

    - Сорок лет не мылся я, чтобы не видеть собственной наготы и не соблазниться. А как придешь, братья, в город, так всюду только и видишь голые тела богов окаянных. Долго ли терпеть бесовский соблазн? Всюду поганые идолы: в домах, на улицах, на крышах, в банях, под ногами, над головой. Тьфу, тьфу, тьфу! Не отплюешься!..

    И с ненавистью старик ударил сандалией в грудь Кибелы. Он топтал эту голую грудь, и она казалась ему живой; он хотел бы раздавить ее под острыми гвоздями тяжелых сандалий. Он шептал, задыхаясь от злости:

    - Вот тебе, вот тебе, гнусная, голая! Вот тебе, сука!..

    Под ногой его уста богини по-прежнему хранили спокойную улыбку.

    Толпа подняла ее на руки, чтобы бросить в костер. Пьяный ремесленник, с дыханием, пропитанным чесноком, плюнул ей прямо в лицо.

    Богиню бросили в костер, чтобы расплавить серебряное тело. И опять, с нежным, певучим звоном, ударилась она о пылающие головни.

    - Слиток в пять талантов [117]. Тридцать тысяч маленьких серебряных монет. Половину пошлем императору на жалование солдатам, другую - голодным. Кибела принесет, по крайней мере, пользу народу. Из богини - тридцать тысяч монет для солдат и для нищих.

    - Дров! Дров!

    Пламя вспыхнуло ярче, и всем стало веселее.

    - Посмотрим, вылетит ли бес. Говорят, в каждом идоле по бесу, а в богинях - так по два и по три...

    - Как начнет плавиться, сделается лукавому жарко, - он и выпорхнет из поганого рта, в виде кровавого или огненного змия...

    - Нет, - надо было раньше перекрестить, а то, пожалуй, и в землю ужом уползет. В позапрошлом году разбивали капище Афродиты; кто-то и брызни святой водой. И что же бы вы думали? Из-под одежды выскочили крохотные бесенята. Как же? Сам видел. Смрадные, черные, в белых-то складках, мохнатые. И запищали, как мыши. А когда Афродите голову отбили, так из шеи главный выскочил, вот с какими рогами, а хвост облезный, голый, без шерсти, как у паршивого пса...

    Кто-то недоверчиво заметил:

    - Не спорю. Может быть, вы и видели бесов, только, когда разбивали намедни в Газе [118] идола Зевса, то внутри и бесов не было, а такая пакость, что стыдно сказать. С виду - важный, страшный: слоновая кость, золото, в руках молнии. А внутри - паутина, крысы, пыль, ржавые перекладины, рычаги, гвозди, вонючий деготь и еще черт знает, какая дрянь. Вот вам и боги!

    - Посмотри, видишь - двое? Это доносчики Констанция. Твоего брата Галла увезли уже в Константинополь под стражей. Берегись! Сегодня же пошлют донос...

    - Что делать, учитель? Я привык. Знаю: они давно следят за мной...

    - Давно?.. Зачем же ты мне не сказал?

    И рука его дрогнула в руке Юлиана.

    Ямвлик шепнул Юлиану:

    - Будем презирать и покоримся. Не все ли равно? Богов не может оскорбить людская глупость.

    Божественный взял полено из рук христианина и бросил в костер. Юлиан не верил глазам. Но доносчики смотрели на него с улыбкой, пытливо и пристально.

    Тогда слабость, привычка к лицемерию, презрение к себе и к людям, злорадство овладели душой Юлиана. Чувствуя за спиной своей взоры доносчиков, подошел он к связке дров, выбрал самое большое полено и после Ямвлика бросил его в костер, на котором уже таяло тело искалеченной богини. Он видел, как расплавленное серебро струилось по лицу ее, подобно каплям предсмертного пота; а на устах по-прежнему была непобедимая, спокойная улыбка.

     

    1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21 22 23
    Часть 2: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17
    18 19 20 21
    Примечания

    Раздел сайта: