Ворон
Поэма Эдгара По
Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую,
Раз, когда поник в дремоте я над книгой одного
Из забытых миром знаний, книгой, полной обаяний, —
Стук донесся, стук нежданный в двери дома моего:
«Это путник постучался в двери дома моего
Только путник – больше ничего».
В декабре – я помню – было это полночью унылой.
В очаге под пеплом угли разгорались иногда.
Груды книг не утоляли ни на миг моей печали —
Об утраченной Леноре, той, чье имя навсегда —
В сонме ангелов – Ленора, той, чье имя навсегда
В этом мире стерлось – без следа.
От дыханья ночи бурной занавески шелк пурпурный
Шелестел, и непонятный страх рождался от всего.
Думал, сердце успокою, все еще твердил порою:
«Это гость стучится робко в двери дома моего,
Запоздалый гость стучится в двери дома моего,
Только гость – и больше ничего!»
И когда преодолело сердце страх, я молвил смело:
«Вы простите мне, обидеть не хотел я никого;
Я на миг уснул тревожно: слишком тихо, осторожно, —
»
И открыл тогда я настежь двери дома моего —
Мрак ночной, – и больше ничего.
Все, что дух мой волновало, все, что снилось и смущало,
До сих пор не посещало в этом мире никого.
И ни голоса, ни знака – из таинственного мрака...
Вдруг «Ленора!» – прозвучало близ жилища моего...
Сам шепнул я это имя, и проснулось от него
Только эхо – больше ничего.
Но душа моя горела, притворил я дверь несмело.
Стук опять раздался громче; я подумал: «Ничего,
Это стук в окне случайный, никакой здесь нету тайны:
Посмотрю и успокою трепет сердца моего,
Успокою на мгновенье трепет сердца моего.
Это ветер, – больше ничего».
Я открыл окно, и странный гость полночный,
гость нежданный,
Ворон царственный влетает; я привета от него
Не дождался. Но отважно, – как хозяин, гордо, важно
Полетел он прямо к двери, к двери дома моего,
И вспорхнул на бюст Паллады, сел так тихо на него,
Тихо сел – и больше ничего.
Как ни грустно, как ни больно, – улыбнулся я невольно
«Твое коварство победим мы без труда,
Но тебя, мой гость зловещий, Ворон древний, Ворон
вещий,
К нам с пределов вечной Ночи прилетающий сюда,
Как зовут в стране, откуда прилетаешь ты сюда?»
И ответил Ворон: «Никогда».
Говорит так ясно птица, не могу я надивиться,
Но казалось, что надежда ей навек была чужда.
Тот не жди себе отрады, в чьем дому на бюст Паллады
Сядет Ворон над дверями; от несчастья никуда, —
Тот, кто Ворона увидел, – не спасется никуда,
Ворона, чье имя: «Никогда».
Говорил он это слово так печально, так сурово,
Что, казалось, в нем всю душу изливал; и вот, когда,
Недвижим, на изваянье он сидел в немом молчанье,
Я шепнул: «Как счастье, дружба улетели навсегда,
Улетит и эта птица завтра утром навсегда».
И ответил Ворон: «Никогда».
И сказал я, вздрогнув снова: «Верно, молвить это слово
Научил его хозяин в дни тяжелые, когда
Он преследуем был Роком, и в несчастье одиноком,
Вместо песни лебединой, в эти долгие года
Для него был стон единый в эти грустные года —
– уж больше никогда!»
Так я думал и невольно улыбнулся, как ни больно.
Повернул тихонько кресло к бюсту бледному, туда,
Где был Ворон, погрузился в бархат кресел и забылся.
«Страшный Ворон, мой ужасный гость, – подумал
я тогда, —
Страшный древний Ворон, горе возвещающий всегда,
Что же значит крик твой: «Никогда»?»
Угадать стараюсь тщетно; смотрит Ворон безответно.
Свой горящий взор мне в сердце заронил он навсегда.
И в раздумье над загадкой, я поник в дремоте сладкой
На лиловый бархат кресел, как в счастливые года,
Ей уж не склоняться – никогда!
И казалось мне: струило дым незримое кадило,
Прилетели Серафимы, шелестели иногда
«Это Бог мне шлет забвенье!
Пей же сладкое забвенье, пей, чтоб в сердце навсегда
Об утраченной Леноре стерлась память – навсегда!..»
И сказал мне Ворон: «Никогда».
«Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,
Из пустыни мертвой, вечной, безнадежной,
—
Будет ли, молю, скажи мне, будет ли хоть там, куда
Снизойдем мы после смерти, – сердцу отдых
»
И ответил Ворон: «Никогда».
«Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,
Заклинаю небом, Богом, отвечай, в тот день, когда
Я Эдем увижу дальной, обниму ль душой печальной
В сонме ангелов – Ленора, лучезарной навсегда?»
И ответил Ворон: «Никогда».
«Прочь! – воскликнул я, вставая, – демон ты иль
птица злая.
– вернись в пределы Ночи, чтобы больше
никогда
Ни одно из перьев черных не напомнило позорных,
Лживых слов твоих! Оставь же бюст Паллады навсегда,
Из души моей твой образ я исторгну навсегда!»
«Никогда».
И сидит, сидит с тех пор он там, над дверью, черный
Ворон,
С бюста бледного Паллады не исчезнет никуда.
У него такие очи, как у злого Духа Ночи,
К этой тени черной птицы пригвожденный навсегда, —
Не воспрянет дух мой – никогда!
1890