Мережковский Дмитрий: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1886". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: *** ("Печальный мертвый сумрак…") «Печальный мертвый сумрак…» Печальный мертвый сумрак Наполнил комнату: теперь она похожа На мрачную, холодную могилу... Я заглянул в окно: по-прежнему в тумане Возносятся дома, как призраки немые; Внизу по улице прохожие бегут, И клячи мокрые плетутся в желтом снеге. Вот лампа под зеленым абажуром На пятом этаже у моего соседа, Как и всегда, в обычный час зажглась; Я ждал ее, как, может быть, и он Порою ждет моей лампады одинокой. Протяжный благовест откуда-то уныло Издалека доносится ко мне... Перо лениво падает из рук... В душе – молчанье, сумрак... 1886

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: баядер Песнь баядер Он лежит под навесом пурпурного ложа В бледно-розовом свете вечерних огней; Молодого чела золотистая кожа Оттеняется мраком глубоких очей. Смотрит Будда, как девы проносятся в пляске И вино из кувшинов серебряных льют; Вызывающий взор – полон огненной ласки; Ударяя в тимпан, баядеры поют. И зовут они к радостям неги беспечной Тех, кто молод, прекрасен, могуч и богат. Но, как звон погребальный, как стон бесконечный, Переливы тимпанов для Будды звучат: «Все стремится к разрушенью — Все миры и все века, Словно близится к паденью Необъятная река. Все живое смерть погубит, Все, что мило, – смерть возьмет. Кто любил тебя – разлюбит, Радость призраком мелькнет. Нет спасенья? Слава, счастье, И любовь, и красота — Исчезают, как в ненастье Яркой радуги цвета. Дух безумно к небу рвется, Плоть прикована к земле: Как пчела – в сосуде, бьется Человек в глубокой мгле!» Перед ложем царя баядеры плясали; Но для Будды звучал тот же грустный напев В этих гимнах, что жизнь и любовь прославляли, В тихой музыке струн, в нежном голосе дев: «В цвете жизни, в блеске счастья Вкруг тебя – толпы друзей. Сколько мнимого участья, Сколько ласковых речей! Но дохнет лишь старость злая, Розы юности губя, И друзья, как волчья стая, К новой жертве убегая, Отшатнутся от тебя. Ты, отверженный богами, Будешь нищ и одинок, Как покинутый стадами Солнцем выжженный поток. Словно дерево в пустыне, Опаленное грозой, В поздней, старческой кручине Ты поникнешь головой. И погрязнешь ты в заботе, В тине мелочных обид, Словно дряхлый слон в болоте, Всеми брошен и забыт. Что нам делать? Страсти, горе Губят тысячи людей, Как пожар – траву степей,...

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: *** ("Скажи мне, почему, когда в румяном утре…") «Скажи мне, почему, когда в румяном утре…» Скажи мне, почему, когда в румяном утре Дельфины прыгают в серебряных волнах И снег Кавказских гор, как жемчуг в перламутре, Таинственно мерцает в облаках, — Скажи мне, почему душа моя томится И, возмущенная неполнотой Всего, что может дать земля, куда стремится Она, как раненая птица, С бессильной, жгучею тоской?.. Скажи мне, почему, когда в блестящей зале Среди молитвенной, блаженной тишины, Как духи светлые, над нами пролетали Аккорды полные печали, Аккорды плачущей струны, И тихо, тихо умирали, — О, почему в тот миг слились мы в ожиданье Того, что никогда нигде не настает, И страстно замерли, и думали: вот-вот — Насытится безумное желанье И что-то дивное великое придет, Что сразу выкупит все прошлые страданья. Но смолкла музыка, и в тишине глубокой Нам сердце сжала вновь знакомая тоска, Как чья-то жесткая, холодная рука, И каждый про себя томился одиноко. Скажи мне, почему и там, у милых ног, Я не нашел того, чего искал так страстно, И втайне чувствовал, что это все – напрасно, Хотел отдаться и не мог; И как-то холодно я радовался счастью; Я понял, что нельзя с душою душу слить, Что никаким огнем, что никакою страстью — Моей тоски не утолить... Скажи мне, почему душа моя томится И, возмущенная неполнотой Земной любви, куда, куда она стремится С бессильной, жгучею тоской? 1886

Входимость: 1. Размер: 45кб.

Часть текста: барышня. Уходит. Явление II Аделаида одна перед зеркалом. Аделаида. Я вчера замечталась... Все думала о нем – была такая чудная лунная ночь, спать не хотелось, а вот сегодня лицо желтое, круги под глазами... Да и прыщики кажется... этакое наказание! Я бы отдала пять лет жизни, чтобы у меня никогда, никогда не было ни одного прыщика... мушкой заклею. Оно даже будет эффектно... Но что это, Боже мой? Неужели новая морщинка? Здесь, у глаза... Или свет так падает? Препротивное зеркало!.. Да, я вижу, пора замуж... Но ведь мужчины такие гадкие, скучные, так непохожи на него, на героя моего романа. Я жду его каждый день, каждую минуту... Он должен быть грустный, таинственный, с огненным взглядом... Ну что этот Волков, самый обыкновенный человек, еще в очках... Разве он может говорить образно и увлекательно. Положим выйду я за него замуж, и не испытаю самого высшего счастья... Все сделается ужасно просто: отвезут нас в церковь, повенчают. И будет совсем, совсем как у всех. А я именно и хочу чтоб было не как у всех. Чтоб он страдал, чтоб я томилась... Он шепчет «люблю!»... Но нас разлучают... и потом много-много всяких событий... Но он все побеждает... Мы соединяемся... и он говорит: ты моя Аделаида! Вот это я понимаю, это истинная любовь... А то какой-то г-н Волков в очках – фи!. О, я чувствую, настоящий должен прийти, но когда же, Господи, когда же наконец!.. Нет, я не могу никому-никому отдаться кроме него! Это была бы измена. Слава Богу, морщинка как будто бы сгладилась... Надо еще немного розовой пудры... Явление III В калитку входят Волков и Молотов. Аделаида (про себя) . Ах, кто-то вошел... Пожалуй. увидят... (Захлопывает окно.) Явление IV Даша с самоваром. Даша. А барыня еще не одеты... Извольте подождать минутку... Они сейчас выйдут. Волков....

Входимость: 1. Размер: 35кб.

Часть текста: мы об этом не думаем; древние люди всех религий – от Иеговы и Аммона-Ра, итифаллических (с поднятым фаллом), до оскопленного Аттиса – только об этом и думали. Пол для нас явление; для древних – явление и сущность, нечто земное и небесное. Можно ли молиться, думая о поле? Этого вопроса для нас нет вовсе, потому что слишком ясно, что нельзя; для древних этого вопроса тоже вовсе нет, потому что слишком ясно, что можно и должно. «Вся языческая религия струится от пола». – «Вся древность непрерывно внимает полу» (В. Розанов. В мире неясного и нерешенного, с. II, 119). Смертный рождается, чтобы умереть; пол в рождении связан со смертью, страшен и свят, как смерть. Если должно молиться пред лицом смерти, то, казалось бы, и пред лицом пола: нам это легко понять, но сделать не трудно, а невозможно. Думать о смерти на брачном ложе нельзя, просто глупо, так же как о браке – на смертном ложе; глупо для нас, но не для древних: все религиозно-половые мистерии, – а других нет, – от Озириса до Аттиса, только и делают, что соединяют эти два ложа, брачное и смертное. Но для нас древние мистерии, в лучшем случае, только грубые, полудикарские (это в Еливзисе, во дни Перикла) «земледельческие культы плодородья», а в худшем, – «половое помешательство», psychopathia sexualis, по учебнику Крафт-Эбинга. Как будто древние, по крайней мере, в ту пору, когда создавались мистерии, в IX–VIII вв. до Р. X., не были телесно и душевно здоровее нашего, а может быть, и целомудреннее; как будто не знали они, что такое страх Божий и человеческий стыд. Но знали и то, чего мы уже не знаем, – что пред лицом Божьим...

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: Ариванза Ариванза Милый друг, я тебе рассказать не могу, Что за пламень сжигает мне грудь: Запеклись мои губы, дышать тяжело, Посмотрю ль я на солнце – мне больно: Мое солнце, мой свет, моя жизнь Для меня никогда не блеснут. Я дрожу, я слабею, увы, — Как мы жалки – бессильные девы! Я себе говорила: мой путь лучезарен, Он усеян гирляндами лотосов белых, — Но под лотосом белым – о горе! – таилось Ядовитое жало змеи, И была та змея – роковая любовь! Не лучи ли далекой луны, Что бесстрастно-холодным сияньем Так чаруют, так нежат, Не они ль эту страсть В моем сердце зажгли? Мне сегодня вечерней прохлады Ветерок не принес: Отягчен ароматом цветов, Как огонь, он обжег мне лицо... Ты, один только ты, мой владыка, Покорил мою волю, наполнил мне душу, Победил, обессилил меня! Что мне делать?.. Едва на ногах я стою... Вся дрожу, помутилось в очах... И мне страшно, мне тяжко, как будто пред смертью!.. 1886

Входимость: 1. Размер: 14кб.

Часть текста: песнопение г-на Мережковского в большинстве случаев представляет перепев -- без увлечения, даже без особой внешней силы выражений -- тех мотивов, которые, хорошо ли, худо ли, разрабатывались названными поэтами. У Надсона была одна болезненно дребезжащая струна, на которую откликнулось, по странной прихоти судьбы, такое множество народу, что получилась удивительная иллюзия: среднее, хотя в общем симпатичное дарование сделало впечатление чего-то оригинального и сильного. Шум рукоплесканий, громкие, настойчивые крики некомпетентной массы создали вокруг молодого поэта разгоряченную атмосферу, почти такую же, какая выпадает на долю истинных и замечательных талантов... А молва разносила от края до края печальное известие о неизлечимом недуге, физических страданиях Надсона. Писатель с невыяснившимся призванием, с неглубокими и не всегда правдивыми настроениями вдруг оказался славным преемником традиций Пушкина, Лермонтова и Некрасова. Посыпались лавры, цветы, где-то сделана была Надсону шумная овация: взволнованная толпа, расступившись и рукоплескал, давала дорогу больному поэту, и, расходясь, восторженно повторяла знаменитые слова: "облетели цветы, догорели огни...". А тут еще приключилась в высшей степени импонирующая и романтически-обаятельная история: светская красавица с чудными глазами написала поэту золотым пером девяносто второй пробы ряд писем, полных грациозного кокетства, возвышенной любви и восторженных похвал, похвал без конца. Графиня Лида так и писала...

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: вышед, стал смотреть; и тот мужик, те крыле устроя, по своей обыкности, перекрестился, и стал махи подымать, и хотел лететь, да не поднялся и сказал, что он сделал те крыле тяжелы. И боярин на него кручинился. И тот мужик бил челом, чтоб ему сделать другие крыле иршение. [10] И на тех не полетел. А стали те крыле в 5 рублев. И за то ему учинено наказание: бить батоги, снем рубашку, и те деньги велено доправить на нем, и продать животы его и остатки» («Записки» Желябужского). Несколько лет назад, когда я перелистывал в Амбриазонской библиотеке Атлантический Кодекс Леонардо да Винчи с рисунками летательных машин, — вспомнился мне крылатый мужик. И в этом году, в Иоганигстале, около Берлина, когда с высоты донеслось вдруг нежное жужжание — журавлиное курлыканье моторов, и я увидел впервые человеческие крылья, серебристо-серые на темно-лиловом, вечереющем небе, и лицо человека, как лицо Бога, сквозь вертящееся, паутинное солнце пропеллера, — опять мне вспомнился не полетевший мужик. Нет, не полетим. Пока есть то, что есть, — ни за что не полетим. Возвращаясь в Россию, каждый раз удивляешься: до чего все заплеванное, заплюзганное, точно мухами засиженное, пришибленное, ползучее, бескрылое. Как мастеровые в горбуновской сказочке решают: «От хорошей жизни не полетишь». Разве на дырявом шаре генерала Кованько или на слюдяных...

Входимость: 1. Размер: 49кб.

Часть текста: четвертое. Октябрь 1906 г Действие четвертое Октябрь 1906 г Действующие лица: Те же и Вася , сын Анны Арсеньевны, цыбастый подросток. Борис. Коген Максим Самойлович. Интеллигент-журналист. Еврейского происхождения, приземист, упитан, веселый. Жмурится, как кот. Гущин Иван Иванович. Очень юный поэт, высокий, лицо мертвенное, голос подкошенный, шеей не ворочает от подпирающих воротничков. Горничная, француженка. Гостиная. Осень. В глубине очень широкая стеклянная дверь в столовую. В столовой у окна сидят Наталья Павловна, Анна Арсеньевна и Вася. Разговаривают. В гостиной налево у камина Арсений Ильич. Ноги под пледом. Бланк ходит по комнате, попивает кофе из маленькой чашечки. Явление 1 Арсений Ильич. Ну что ж, оно, пожалуй, и лучше, что вы, наконец, собрались. Скучно нам, старикам, будет, да ничего не поделаешь. Бланк. А вы к нам весной приезжайте. В Женеве дивная весна. Арсений Ильич. Ну, до весны-то… еще, может, амнистию дадут. Вы в Россию уедете. Бланк. Какая там амнистия! Да мне все равно. Надо будет, и без амнистии вернусь. Пока хочется подучиться. Ужасно притупляет пропаганда, я даже за литературой перестал следить. В тюрьме кое-что подчитал. Жаль бросать. А Плеханов [15] в этом деле незаменим. Арсений Ильич. Да, да. Как бы только Соня в Женеве не соскучилась. Бланк. И Соня, если захочет, всегда дело найдет. Вот, мне поможет… Я ведь насчет иностранных языков плох. Вместе читать будем… Наконец, там большая русская колония. Арсений Ильич. Да, да, а все-таки трудно предрешать. Сегодня одно, а к весне… да что к весне, и раньше! – в России все может повернуться. Бланк. Я не сомневаюсь, Арсений Ильич. Но что же из того? На наши планы это существенно влиять не может. Наше дело такое… не русское оно только, –...

Входимость: 1. Размер: 7кб.

Часть текста: их голодной смерти!» — «Я дам тебе волшебные дворцы И грудами каменьев драгоценных, И золотом осыплю я тебя, — Но, – видит Бог, – я выдать не могу Гонимую, беспомощную жертву...» Он говорил и старческой рукой Любовно гладил белую голубку. «Нет, Усинара, – грозно молвил сокол, — К чему мне золото, к чему дворцы: Я не отдам за них моей добычи. Смерть – побежденным, сильным – торжество, — Таков закон природы беспощадный. Я голоден, не мучь меня, старик... Мне надо теплого живого мяса! Я требую, чтоб ты мне возвратил Кусок, моей добыче равный весом. И если ты не хочешь, чтоб погибла Иная жертва – мяса для меня Из собственной груди ты должен вырвать». Но ласково морщинистой рукой Отшельник гладил белую голубку, Потом взглянул на сокола, и жалость Ко всем живым, ко всем, кого томит Нужда и голод, жалость кротким светом Зажглась в его божественных очах, Задумчивых и бесконечно добрых. Он тихо молвил соколу: «Ты прав». И острый нож он в грудь себе вонзил, И вырезал кусок живого мяса, И бросил соколу взамен добычи. Но тот сказал: «Мы смерим на весах,...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1886"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1886"