Поиск по творчеству и критике
Cлово "ANDRE"
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Часть текста: и язычества, как обожествления своего Я в героизме. Только что средневековая поэзия достигает всемирного значения, как у самого теологического из новых поэтов — у Данте, чувствуется первое веяние воскресшей языческой древности, — правда, лишь римской, не греческой, но латиняне для католиков всегда служили естественным путем в глубину язычества — к эллинам. Влияние латинского мира сказывается у Данте не только в образе воскресшего мантуанского лебедя, нежного певца «Энеиды» и «Георгик», озаренного во мраке ада первым лучом классического солнца; не только на идее всемирной монархии, представителем которой для флорентийского гибеллина[162] были Цезарь и Александр — два языческих полубога. Еще более это влияние отразилось на образе главного, хотя и невидимого, героя «Божественной комедии» — Законодателя и Судьи, Монарха вселенной, распределяющего — в чисто-римской беспощадной симметрии подземных кругов и небесных иерархий — казни и награды, муки и блаженства. С другой стороны, в самом сердце трагического героизма, среди кровавых жертвоприношений богу Пану и Дионису, среди страшных гимнов Року и Евменидам, мелькают первые проблески еще безымянного, но уже божественно-прекрасного милосердия.[163] Эти проблески, как искры глухо тлеющего под пеплом огня, вспыхивают...
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: на высоты нерушимые; дальше всех человеческих глаз, край земли и неба, начало и конец всего – «Атлантиду» – видит орлиное око мифа. Слушая спор, диалектику, споришь и сам; слушая миф, молчишь и вспоминаешь райские песни Ангела, петые всякой душе до рождения: И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли. III Мифы Платона – всем эллинским мифам венец, а жемчужина в венце – «Атлантида». «Кто ее создал, тот и разрушил», – чтоб это сказать, надо быть таким трансцендентно-лютым врагом Платона, каким был ученик его, Аристотель. Рафаэль, в ватиканской фреске – «Школа Афинских мудрецов», дал в руки Платона «Тимея» – «Атлантиду», как бы желая тем показать, что здесь его глубочайшая мудрость. IV Что такое миф? Небылица, ложь, сказка для взрослых? Нет, одежда мистерии. Голыми ходят у Платона только низшие истины; высшие – облекаются в миф, так чтобы истина сквозила сквозь «басню», как тело – сквозь ткань. Тут парадокс, непонятный всем Аристотелям: в грешное облекается святое, истина – в ложь. Нет ли и за ложью «Атлантиды» истины? V Две музы у Платона: ученица Сократа, с разумными устами спорщица, и ученица Орфея, «с исступленными устами Пифия» (Heraclit, Fragm. 12). Та об...
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: незапамятной древности, от подножья Арарата, где сплетен был первый венок допотопных сказаний, занесено одно из них к подножью Кавказа. Здесь подслушал и понял его, как никто, русский мальчик, Лермонтов. «Демон» – лучший толковник к «Еноху». Стоит только заменить «Кавказ» «Ермоном», чтобы песнь бен-Элогимов зазвучала в песни Демона: Лишь только ночь своим покровом Верхи Ермона осенит, Лишь только мир, волшебным словом Завороженный, замолчит... К тебе я буду прилетать, Гостить я буду до денницы И на шелкóвые ресницы Сны золотые навевать... Может быть, песнь эту слышали дочери Ламеха, в пастушьих кочевьях, у подножья Ермона. Вьются ли до голубого неба взметаемые северо-восточным ветром с горных полей, ослепительно-белые под ярким солнцем, снежные вихри – это они, бен-Элогимы, в сребровеющих ризах; режут ли черное небо пустыни падучие звезды огненными дугами, и это они, влюбленные ангелы. И целый день, вздыхая, ждет. Ей кто-то шепчет: «Он придет». Недаром сны ее ласкали, Недаром он явился ей, С глазами полными печали И чудной нежностью речей… Трепещет грудь, пылают плечи, Нет сил дышать, туман в очах, Объятья жадно ищут встречи, Лобзанья тают на устах… III «И входили Ангелы к дочерям человеческим, и спали с ними, и учили их волшебствам»: тайнам лечебных корней и злаков, звездочетству и письменам, и женским...
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: кажется, главное, что говорит или хотел бы сказать Платон не только своему, но и всем грядущим векам – всему второму человечеству. Чтобы яснее понять, что он думает о конце Атлантиды, надо в ней различить яснее, чем делает он, два века – золотой и железный, мирный и военный. Божьи сыны, атланты, – сыны мира. «В мире жить, не подымать друг на друга оружья, mête pote hopea ep’allêlous oisein , – главный закон, самим богом начертанный не только на орихалковом столбе закона, но и в сердце атлантов. Солнце, озаряющее Остров Блаженных, – солнце мира. Атлантида – рай на земле, потому что мир есть рай, – не было другого и не будет. II Миром начали атланты – кончили войной. Эти два века Платон смешивает, век золотой заслоняет железным; вот почему так трудно понять его в самом главном – в ответе на вопрос: отчего погибла Атлантида? Кажется, он изображает ее накануне войны: мир еще не нарушен, но война уже зреет. Берег, падающий в море отвесными кручами скал, уединявший некогда райские долины Острова, вдруг делается грозною стеною крепости; и вся столица атлантов, со своими циклопическими стенами, обитыми медью, орихалком и оловом, с концентрическими кольцами рвов и валов, с крепостными на мостах воротами и башнями, с подземными каналами и...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: чтобы спасти людей. Бог – человек; воистину, бог, и человек, воистину: таков главный догмат новой или древней, вечной, только забытой, религии. В Агуанак, Страну Озер, на Мексиканском плоскогорье Нижних Кордильер, – колыбель всех древних американских племен – людей Умирающего Света, приходит Кветцалькоатль из страны Света Воскресающего, Тлапаллана (Tlapallan), где-то на востоке, за Океаном, может быть, на материке, лежащем между двумя Светами – Новым и Старым. Вождь, пророк и законодатель тольтекского племени, в священном городе Tulla, он учит людей всем наукам, искусствам и промыслам, как титан Прометей и бог-рыба, Оаннес, выходящий тоже из Океана. Люди любят его, потому что он любит их сам. Itzamna – имя его в царстве Майя. «Итцамна – Звезда Утренняя, Роса Небесная. Он всех нас любил: лейтесь же слезы, как дождь, из очей при имени его святом!» – сказано в Паленкской надписи (La Rochefoucauld, 71; 49). Как любят его, видно по тому, как помнят: помнят, что он похож был на пришельца из чужой земли, бел лицом среди краснокожих, бородат, среди безбородых; помнят белую одежду его и...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: I В Мас-д’Азильской стоянке найдены плоские речные гальки, разрисованные красными полосками. На одной из них – крест, мохнатый, как бы из звериного меха, – живой, насколько живее наших деревянных, металлических и каменных крестов (Mainage, 233. – Piette, Les galets colories du Mas d’Asil, pl. XV, n. 4). Мы не знали бы, что это значит, если бы не угольчатые кресты, svastika, более поздней, неолитной эпохи и кресты-спицы в колесиках, – еще позднейшего, Бронзового века. Это солнечно-магические знаки: солнце катится колесом по небу, и крест в солнце – его же лучи. Наши золотые литургийные дискосы, ostensoria, может быть, родственны этим неолитным знакам (Carl Clemen, Die Religion der Erde, 1927, p. 9). Кажется, и тот мохнатый крест на Мас-д’Азильской гальке – тоже солнечно-магический знак. Магией человек ловит солнце, как зверя – зверолов. Здешнее солнце – живым, мертвым – нездешнее. Солнечные знаки клались в гроба, чтобы и там, в ледниковой ночи смерти, взошло незакатное солнце. II В очень древних, плиоценовых слоях найдены женские черепа с глубокими, выжженными рубцами на лбу, в виде буквы Т, Иезекиилева tau – креста (Clemen, 8). Два лица у всякого знаменья – чудо и случай; выбор между ними свободен. То ли случайно, то ли чудесно, крестное знаменье выжжено на челе Преистории. Чтобы некогда вспыхнул на небе солнечный Крест – Сим победиши – нужно ли было нашему пещерному праотцу чертить свой мохнатый крест на гальке? О, конечно, он сам не знал, что делает. Но, может быть, за него знал Кто-то. Крест Мас-д’Азильский – крест Маянский: в «злую ночь», nyktos...
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: о ней, но ее не знает; только в редчайшие миги-молнии, вдруг вспоминает – видит ее лицом к лицу, чувствует ее изнутри, как будто уже умирает. Чем больше таких минут в жизни человека, тем больше он – человек, образ и подобие Божие. II Точно такие же миги бывают и в жизни человечества: вдруг перестает оно чувствовать себя «бессмертным животным» и вспоминает – видит смерть, конец мира, будущий, свой и бывший, первого человечества. В эти-то миги и рождаются эсхатологии, апокалипсисы, слагаются мифы или, вернее, единственный, всем векам и народам общий, древнейший миф о гибели первого мира – Потопе. Если человечество – только «бессмертное животное», то мифы эти «пустые басни»; но, если оно, то и они – нечто большее. «Возвещая исступленными устами грозное, Пифия гласом своим в Боге проницает тысячелетия», – учит Гераклит (Heraclit., Fragm.,12. – E. Pfleiderer, Die Philosophie des Héracht., v. Ephes. im Lichte der Mysterienidee, 1886, p. 51). Пифия-Эсхатология – проницает века-эоны вперед и назад, до конца и до начала мира, – вспоминает будущее в прошлом, предсказывает прошлое в будущем. Если так, то все эти мифы или опять-таки один, всему человечеству общий миф о конце первого мира есть начало Истории – Преистория – «не измышленная басня, а сущая истина, mê plasthenta mython all’alêthinon logon », по слову Сократа (Pl., Tim., 26, e). III Нужно ли второму человечеству...