Поиск по творчеству и критике
Cлово "ANGE"
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: Чем-то в религиозном опыте Святых явление это может быть предсказано, но в самой истории — как будто ничем. Так же как в те незапамятно древние дни, когда закалались человеческие жертвы волхвами, друидами, «Деве Рождающей», Virgo Paritura, — шепчутся, и в эти дни Жанны, дремучие дубы древнего Вогезского леса, откуда «выйдет Святая Дева»; так же водят свои хороводы, при месячном свете, под «Фейным деревом», «Лесные Госпожи»; так же, в зеленой тени плакучих ив и ольх, воды Мёзы льются, такие прозрачные, что виднеются сквозь них серебряно-голубые, с розовыми пятнами, форели и длинные, как русалочные волосы, травы; так же уныло поет пастушья свирель, над холмами, низкими и нежными, как девичьи груди, под небом невинно-лазурным, как девичий взгляд; так же тихо плачет утренний колокол, Ave Maria, и вечерний, Angelus. И так же человеческие краткие звуки, слабые шумы войны — зловещий набат, пушечный гул — не нарушают, а углубляют тишину земли и неба бесконечную. В этой-то тишине и раздается тишайший, но сильнее громов небо и землю потрясающий голос Духа: — Дочерь Божия, иди, иди! Я тебе помогу, — иди! [78] II Жанна родилась около 1410–1412 года, в глухом лорренском селении Домреми, у самой опушки Вогезского леса, от бедного поселянина-пахаря, владельца маленькой фермы, сельского старосты-дойена Жако д'Арк. [79] Домик его, с выбеленными стенами, тусклыми, слюдяными оконцами и низко, почти до земли, нависшею кровлею, находился у самой церковной ограды, — только перейти кладбище. [80] Мать Жанны, Изабелла «Ромея», Romée, «Римлянка» (прозвище паломниц, ходивших в Рим), была усердной поклонницей соседней Пью-Велейской Богоматери, «Черной Девы»,...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: — Первый выстрел вверх. — Слушаю-с, ваше величество. Сухозанет отъехал к орудиям, и государь увидел, что их заряжают картечами. Прежний страх исчез, и был новый, неведомый. Он уже за себя не боялся — понял, что ничего ему не сделают, пощадят до конца, — но боялся того, что сделает сам. Увидел Бенкендорфа, подъехал к нему. — Что же делать, что же делать, Бенкендорф? — зашептал ему на ухо. — Как что? Стрелять немедленно, ваше величество! Сейчас в атаку пойдут, пушки отнимут… — Не могу! Не могу! Как же ты не понимаешь, что не могу! — Чувствительность сердца делает честь вашему величеству, но теперь не до того! Надо решиться на что-нибудь: или пролить кровь некоторых, чтобы спасти все; или государством пожертвовать… Государь слушал, не понимая. — Не могу! Не могу! Не могу! — продолжал шептать, как в беспамятстве. И что-то было в этом шепоте такое новое, странное, что Бенкендорф испугался. — Успокойтесь, ради Бога, успокойтесь, ваше величество! Извольте только скомандовать — я все беру на себя. — Ну, ладно, ступай. Сейчас… — махнул рукой государь и отъехал в сторону. Закрыл на мгновение глаза — и так ясно-отчетливо, как будто сейчас перед глазами, увидел маленькое голенькое Сашино тело. Это было давно, лет пять назад, в грозовую душную ночь, в Петергофском дворце, в голубой Сашиной спальне. Зубки прорезались у мальчика; он по ночам не спал, плакал,...