Поиск по творчеству и критике
Cлово "CASA"
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: и средиземно-атлантического, корня, – мы не знали бы вовсе, по греческому мифу, смешавшему действительную, древнюю родину бога, Крит, с новою, мнимою, – Кипром, где совершались позднейшие Адонии, если бы не отзвук мифа, более древнего, может быть, ханаано-пелазгийского, дошедший до нас в случайной заметке христианского писателя Феодора Мопсуэтского, в одном несторианском сборнике св. отцов, – комментарии к той Афинской речи ап. Павла, где повторены слова Эпименида Критского о Зевсе Криторожденном: «Им же все мы живем и движемся, и существуем». – «Сказывают Критяне, будто бы Зевс был сыном царевым, и растерзан диким вепрем и погребен; и вот, говорят они, гроб его тут же, у нас» (Cook, 157). Вепрем убит, по греческому мифу, Адонис, а по Феодору Мопсуэтскому, Критский Зевс, он же – Zan, Пифагоровой надписи на Юктской гробнице. Это значит: Зевс, Зан, Адонис-Адонай – одно и то же лицо, смертный, рожденный от смертной, такой же баснословный или доисторический богатырь, как Озирис, Таммуз, Аттис, Дионис, Митра, Кветцалькоатль, – все страдающие боги-люди. Вепрь, убийца Адониса, – это мы тоже знаем по бесчисленно повторенному, от Сапфо до Овидия, греческому мифу, – есть посланец бога войны, Арея, или сам бог. Юный зверолов насмерть ранен клыком ...
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Часть текста: (II Кор. 5, 16), -- эту Павлову загадку разгадали православные так же почти, как еретики-докеты: "тенью только страдал", passum fuisse, quasi per umbram 2 . Если бы не только "тенью", -- то могли ли бы люди забыть, где страдал, и через пятнадцать веков недоумевать, что целуют, истинный ли Крест или мнимый, тело или тень? II Что бы почувствовали Петр и "толмач" его Марк, если бы знали, что это будет? Могло ли бы им прийти в голову, что когда-нибудь одного слова "Голгофа" будет уже недостаточно, чтобы сразу напомнить людям то место, где Господь был распят? В первых, ближайших к Иисусу, двух поколениях, от 60-х годов, когда в Римской общине записывает Марк "Воспоминания" Петра, до 90-х годов, когда в общине эфесской записывает "Иоанн Пресвитер" "Воспоминания" Иоанна Апостола, память о Голгофе еще так жива, что люди, если бы даже хотели, не могли бы забыть это страшное место, потому что нет и, вероятно, не будет другого события во всемирной истории, изображенного с такой наглядной ...
Входимость: 1. Размер: 15кб.
Часть текста: Данте об умершей Беатриче» и полагая, что своя жена будет для него наилучшим лекарством от любви к чужой, родственники долго убеждали его и наконец убедили жениться. Но лекарство оказалось хуже болезни. — «О, невыразимая усталость жить всегда с таким подозрительным животным, sospettoso animale (как ревнивая жена)… и стареть и умирать, в его сообществе!»[281] После общих мест о несчастных браках почти всех поэтов и философов, Боккачио оговаривается: «Произошло ли и с Данте нечто подобное… я, конечно, не знаю».[282] Но тут же ссылается на довольно убедительный довод в пользу своих догадок о несчастном браке Данте: «Раз покинув жену, он уже никогда не хотел быть там, где была она, и не терпел, чтобы она была там, где он».[283] Можно бы на это возразить, что, если бы Данте и любил жену, и даже в этом случае, тем более, — он не захотел бы подвергать ее всем бедствиям своей изгнаннической жизни. Но для последних годов этой жизни, проведенных в Равенне, в сравнительном довольстве и покое, довод Боккачио остается в полной силе: если оба сына, Пьетро и Джьякопо, вместе с дочерью Антонией, могли приехать к отцу и поселиться с ним на эти годы, то могла бы это...
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Часть текста: мной следили; подходил я к ним Благоговейно. Стены вековые Твоих дворцов объяты были сном, А мраморные люди, как живые, Стояли в нишах каменных кругом: Здесь был Челлини, полный жаждой славы, Бокаччио с приветливым лицом, Макиавелли, друг царей лукавый, И нежная Петрарки голова, И выходец из Ада величавый, И тот, кого прославила молва, Не разгадав, – да Винчи, дивной тайной Исполненный, на древнего волхва Похожий и во всем необычайный. Как счастлив был, храня смущенный вид, Я – гость меж ними робкий и случайный, И, попирая пыль священных плит, Как юноша, исполненный тревоги, На мудрого наставника глядит, — Так я глядел на них и были строги Их лица бледные, и предо мной Великие, бесстрастные, как боги, Они сияли вечной красотой. Но больше всех меж древними мужами Я возлюбил того, кто головой Поник на грудь, подавленный мечтами, И опытный в добре, как и во зле, Взирал на мир усталыми очами; Напечатлела дума на челе Такую скорбь и отвращенье к жизни, Каких с тех пор не...