• Приглашаем посетить наш сайт
    Мода (modnaya.ru)
  • Поиск по творчеству и критике
    Cлово "EYE"


    А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
    0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
    Поиск  
    1. 14 декабря. Книга вторая. После четырнадцатого. Часть четвертая. Глава четвертая
    Входимость: 1. Размер: 13кб.

    Примерный текст на первых найденных страницах

    1. 14 декабря. Книга вторая. После четырнадцатого. Часть четвертая. Глава четвертая
    Входимость: 1. Размер: 13кб.
    Часть текста: — Его величество сделал из него весьма выгодное заключение о ваших способностях… — Ну, будет, отец Петр, уходите, — сказал Голицын, бледнея. Отец Петр не понял и посмотрел на него с удивлением. — Уходите! — повторил Голицын, еще больше бледнея. — Я ваш совет исполнил. Чего же вам еще нужно? — Да что, что такое. Валерьян Михайлович, дорогой мой, голубчик? За что же вы на меня?.. — А за то, что вы, служитель Христов, не постыдились принять на себя обязанность презренного шпиона и сыщика! — Бог вам судья, князь. Вы оскорбляете человека, который ничего, кроме добра… — Вон! Вон! — закричал Голицын, вскочил и затопал ногами. Отец Петр ушел и с того дня не появлялся. Голицын знал, что стоит ему сказать слово — и он тотчас прибежит. Но не хотел, старался убедить себя, что не нуждается в нем и что всегда ему был противен этот «чувствительный плут». Не только отец Петр, но и все его покинули. «Наконец-то в покое оставили», — сначала радовался он; но, когда почувствовал, что одиночество сомкнулось над ним, как вода над утопающим, стало страшно. Хуже всего было то, что Оболенского перевели в другую камеру. Перестукивания кончились. С новым соседом надо было все начинать сызнова. Вместо Оболенского посадили Одоевского. Когда Голицын постучал к нему, тот ответил таким неистовым грохотом, что часовые сбежались. И каждый раз, как Голицын пробовал стучать, повторялось то же. Наконец, бросил, отчаялся. А с другой стороны сидел полоумный Фаленберг; тот совсем не отвечал на стук. Тосковал и плакал о жене. Часто, среди ночи, когда все утихало, слышались его рыданья, сначала глухие, потом все более громкие и кончавшиеся воплем раздирающим: — Eudoxie! Eudoxie! «Маринька! Маринька!» — хотелось ответить Голицыну таким же воплем. В первые дни заключения, когда он думал, что сейчас конец, было легко. Но теперь, когда...