Поиск по творчеству и критике
Cлово "MINOS"
Входимость: 2. Размер: 40кб.
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 40кб.
Часть текста: Семеро их, как семь цветов радуги послепотопной: «Я полагаю радугу мою в облаке, чтоб она была знаменьем вечного завета между Мною и между землею» (Быт. 9, 13). Больше чем близнецы, – двойники друг другу, так что можно по каждому из них судить обо всех, смешиваются, переливаются друг в друга, как цвета радуги, а солнце за нею одно. III «В богосмешении таинственном, kata tên mystikên theokrasien, александрийцы почитают Озириса и Адониса за одного и того же бога», – сообщает Дамасций (F. Е. Movers. Die Phönizier, 1841, p. 235). И бл. Иероним: «Тот, кого мы называем Адонисом, слывет у евреев и сирийцев Таммузом» (St. Hieronym., comment. in Ezech. – Ch. Vellay. Le culte et les fêtes d’Adonis-Thammouz, 1904, p. 76). Бог Иао (Iarbe), Единый, Всевышний, открывается во всех богах мистерий, учат поздние орфики, ссылаясь на прорицание Аполлона Кларийского: …Я возвещаю Всевышнего Бога, Иао: Зимнее солнце – Аид, вешнее – Дий всемогущий, Летнее – Гелиос, солнце же осени – нежный Адонис. (Ch. Picard. Ephèse et Claros, 1922, p. 716–717. – W. Baudissin. Stutien zur Semitischen Religionsgeschichte, 1876, p. 213) Бог Элиун почитался в Библосе, у подножья Ливана, в Адонисовом святилище, сообщает Филон Библосский (Baudissin, 299). Бог Элиун, Элогим, – наш иудеохристианский Бог Отец. Сын –...
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Часть текста: морю и услыхал, что живут на пустынном островке три старца, спасаются, а сами так просты, что и молиться не умеют как следует. Захотел увидеть их, подплыл к островку, вышел на берег и видит: стоят рядом три старца древних, сединой обросших — большой, средний и малый, — за руки держатся. — Как вы Богу молитесь? — спросил архиерей. И самый древний старец сказал: «Молимся мы так: трое нас, Трое Вас, помилуй нас». И как только сказал это, подняли все трое глаза к небу и сказали: «Трое Вас, трое нас, помилуй нас!» Усмехнулся архиерей: «Это вы про Святую Троицу слышали, да не так вы молитесь». И начал их учить молитве Господней. Долго учил, весь день до ночи: старцы были очень беспамятны. Наконец кое-как выучил, сел на корабль и отплыл. Взошел месяц. Сидит архиерей на корме, глядит в море, туда, где островок скрылся. Вдруг видит: блестит, белеет что-то в столбе месячном. Вгляделся — бегут по морю старцы, корабль догоняют, белеют и блестят их седые бороды. Бегут, рука с рукой держатся; крайние руками машут, остановиться велят. Поравнялись с кораблем и заговорили в один голос: — Забыли, раб Божий, забыли твое учение… Ничего не помним, научи опять! Перекрестился архиерей и сказал: — Доходна до Бога и ваша молитва. Не мне вас учить. И поклонился в ноги старцам. (Л. Толстой. «Три старца») II Нелюдим священный остров Самофракия: отвесные кручи его оглашаются только криками чаек да шумом седых бурунов, гонимых ветром от Пропондиты. В незапамятной древности, со стен Илиона, еще неразрушенных, можно было видеть, как возносится жертвенный дым с острова. Там, на высях гор, совершались таинства Великим Богам, Кабирам. Их было трое: Большой, Средний и Малый — Отец, Мать и Сын. «И было ночью видение Павлу: предстал некий муж, Македонян, прося его и говоря: приди в Македонию и помоги нам. После сего видения тотчас мы положили отправиться...
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: облака; розовость жемчужная на всем, как отблеск вечного вечера в саду Гесперид. Всюду, на зубчатых скалах, должно быть, подводной пещеры, в низких, как бы жертвенных, чашах, вспыхивают, вьются языками молнийно-белого пламени, огромные, богине Матери любезные, шафранные цветы. Призрачно-прозрачно все, кроме человека: тело его, как из меди изваянное, мутно-голубоватое, напоминает дремлющий в подводно-лунном сумраке ил, или богов Атлантиды потопную празелень. Весь наклонившись вперед в стремительном беге, жадно, обеими руками, хватает он и рвет те молнийно-белые цветы: так водолаз Гильгамеш, на дне Океана, где, может быть, погребена Атлантида, срывает Злак Жизни, спеша, чтоб не захлебнуться, вынырнуть; так от меча херувима бегущий Адам срывает на бегу последние цветы потерянного рая. Тайну музыки – магии – кто разгадает? Но кажется, смысл росписи таков: Злак Жизни сорвет не разделенный на две половины, мужскую и женскую, а только цельный Человек – Андрогин. II Этот, в древнейшей росписи Кносского дворца, – первый, но не последний Андрогин. Сколько их будет потом, в здешних ваяньях, резьбах и росписях, – сколько юных, голых, мужественно-крепких, женственно-стройных, с перетянутыми кожаным поясом, ...
Входимость: 1. Размер: 54кб.
Часть текста: Может быть, священник не так ошибся, как это кажется нам: поклонился в чужом кресте своему, потому что ведь и тот был знаменьем страдающего бога-жертвы, чье первое имя нам неизвестно, а имена позднейшие – ханаано-израильское – «Адонай», «Господь мой», и греческое – «Адонис». Только тенью нашего креста был тот, критский, как только тенью жертвы Голгофской, был тот, безыменный, бог, но святостью тела и тень свята. Кносский крест относится к середине или началу второго тысячелетия – временам до-Моисеевым; но подобные этому кресты могли быть и раньше, во времена до-Авраамовы: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь». II Кносский крест даже более похож на нынешний христианский, чем на Голгофский, – орудие римской казни, виселицу-кол, stauros, с не пересекающей его, а только наложенной и прибитой к нему перекладиной для рук, patibulum, так что виселица напоминает латинское Т, Иезекиилево tau (Dussaud, Les civilisations préhelliniques, 373), или выжженные на лобных костях пещерных женщин Ледниковой древности, вероятно, солнечно-магические знаки, тоже в виде буквы Т. Что же такое это сходство двух крестов – миносского, может быть, до-Авраамова, и нашего христианского, – чудо или случай? Выбор и здесь, как везде в религии, свободен. Но если миносский крест, так же как маянские, на Юкатане, тольтекские, в Анагуаке, и Ледниковый, на Мас-д’Азильской гальке, мохнатый, точно из звериного меха, живой, и бронзовые, Бронзового века, крестики-спицы в колесиках, – если и этот, как те, только упрощенная, с отломанными углами, свастика угольчатый крест, солнечно-магический знак, то возможная чудесность в сходстве этих двух крестов, нашего и критского, не отменяется, потому что ведь и наш тоже, в известном смысле, – «магический» знак, знаменующий победу вечного Солнца – Сына. Да, выбор свободен: или оба креста...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: слово Христа к ученикам, вспоминаемое райской Сибиллой, Беатриче, в видении о грядущих судьбах Церкви,[920] исполнится и на судьбах Данте: Лика Христова не видит он в Первом пришествии, — только во Втором увидит; Сына в Нем самом не видит, — увидит только в Духе. …О Юпитер, За нас распятый на земле, ужели Ты отвратил от нас святые очи? Или, быть может, в бездне сокровенной Премудрости своей, Ты нам готовишь Неведомое благо?[921] Вся «Комедия» есть не что иное, как утвердительный ответ на этот вопрос: да, «неведомое благо» готовится людям в грядущем явлении того Божественного Существа, под видом «Гончей», Veltro, o котором возвещает Виргилий, когда, по выходе из «темного леса», перед сошествием в ад, Данте встречает «Волчицу». Тебе иным путем отсюда выйти должно… Затем, что здесь Волчица стережет… Всех убивая встречных… Лютый голод Ее таков, что никогда ничем Насытиться не может: Чем больше ест она, тем голодней. Со многими блудит она зверями, И будет с большим множеством блудить. Но Гончая придет убить Волчицу. Не золото той Гончей будет пищей, Но добродетель, мудрость и любовь. Меж войлоком и войлоком родится И жалкую Италию спасет… Волчицу же из городов и весей Загонит снова в ад, откуда в мир Ее когда-то выманила зависть.[922] Самое близкое к Данте и частное явление этой «древней Волчицы», antica Lupa, есть Римская Курия, или даже вся Римская Церковь, а самое далекое и общее — «алчность», «жадность», cupidigia — то царящее в мире зло, которое мы называем «социальным неравенством». О Жадность, всех живущих на земле Ты поглотила так, что к небу Поднять очей они уже не могут![923] Будь проклята, о древняя Волчица, Что в голоде своем ненасытимом, Лютее всех зверей![924] Кто эта...
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Часть текста: gentis cunabula nostrae, -- скажет Виргилий 4 . Крит сквозь Ханаан-Палестину, Св. Землю, проступает для нас все яснее, как древнее, в палимпсесте, письмо -- сквозь новое. Только теперь начинаем мы открывать, под верхним слоем навеянных из Синайской пустыни, зыбучих песков Израиля, черный и влажный, критский тук Св. Земли, может быть, питающий и корни Галилейской лилии -- Евангелия 5 . II Путнику, сходящему из Иерусалима в Иерихон, Путем Крови, открывается вдруг, с одной из крутых извилин дороги, зияющая в земле, вулканическая трещина, как бы адово устье; но если заглянуть в нее, то увидишь подземный рай, цветущий и зеленеющий в мертвой пустыне -- море камней, как бы маленький "Остров Блаженных", "Атлантиду", -- нынешний оазис Wadi Kilt, древний Крит: имя это дано здешнему потоку выходцами с о. Крита, конечно, керетимами 6 . Странно-чудно, в немой и безводной пустыне, гулкое, полное шумом потока, ущелье, как бы раковина, полная немолчным шумом волн морских. Крит-поток, Путем Крови продолженный, соединяет Иерусалим-Голгофу, место Креста, с Иорданом, место Крещения, -- тайну Востока с тайной Запада. "Скройся у потока Крита 7 , что против Иордана", -- говорит Господь Илии, первому Предтече (III Цар. 17, 3--4); может быть, и Предтеча второй, Иоанн, скрывался у того же потока, от нечестивого царя Ирода, как Илия -- от нечестивого царя Ахава: Крит впадает в Иордан в двух шагах от Вифавары-Вифании. В этом подземном раю, где в зелено-влажной, точно подводной, только полуденным солнцем пронизанной, тени виноградных лоз, лавророзовых кустов и бальзамных...
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Часть текста: нам есть; а как напоишь слезами своими под собою землю на пол-аршина в глубину, так тотчас о всем и возрадуешься. И никакой, никакой, говорит, горести твоей больше не будет; таково, говорит, есть пророчество». Запало мне тогда это слово. Стала я с тех пор, на молитве, творя земной поклон, каждый раз землю целовать; сама целую и плачу... И все больше о своем ребеночке плачу». Так, в «Бесах» Достоевского, Марья Тимофеевна Лебядкина, юродивая, вспоминает разговор свой с нищей странницей, Лизаветой Блаженной, тоже юродивой, в глухой русской обители. Gâ, mâter Dios, potnia mâter! Матерь Бога, Земля, великая Матерь! — говорит Софокл в хоре «Филоктета», почти словами этих двух русских юродивых (Sophocl., Philoct., v. v. 391–401. – Radet, Cybébé, 1909, p. 62). Так, в язычестве, но в христианстве, по крайней мере в нашем, настоящем или бывшем, христианстве, не так: здесь, в Троичном догмате. Бог есть Отец и Сын, но не Мать; что же такое Дух, мы не знаем, живого Лица Его не видим вовсе. Сын рождается без Матери. А вознесение женского начала до Лица Божиего нам кажется «ересью». Так ли, однако, здесь ясно все, как это нам кажется? II Если «Бог есть любовь», то богопознание есть самопознание человека в любви. Богу можно сказать: «Отец», а «Мать»...
Входимость: 1. Размер: 83кб.
Часть текста: загадку разгадали православные так же почти, как еретики-докеты: "тенью только страдал", passum fuisse, quasi per umbram 2 . Если бы не только "тенью", -- то могли ли бы люди забыть, где страдал, и через пятнадцать веков недоумевать, что целуют, истинный ли Крест или мнимый, тело или тень? II Что бы почувствовали Петр и "толмач" его Марк, если бы знали, что это будет? Могло ли бы им прийти в голову, что когда-нибудь одного слова "Голгофа" будет уже недостаточно, чтобы сразу напомнить людям то место, где Господь был распят? В первых, ближайших к Иисусу, двух поколениях, от 60-х годов, когда в Римской общине записывает Марк "Воспоминания" Петра, до 90-х годов, когда в общине эфесской записывает "Иоанн Пресвитер" "Воспоминания" Иоанна Апостола, память о Голгофе еще так жива, что люди, если бы даже хотели, не могли бы забыть это страшное место, потому что нет и, вероятно, не будет другого события во всемирной истории, изображенного с такой наглядной точностью, как это. В каждом слове всех четырех свидетелей чувствуется, что стоит им только закрыть глаза, чтобы все увидеть снова так, как будто оно происходит перед их глазами сейчас. И вот все-таки забыли. III Самое строение почвы около Иерусалима могло бы напомнить людям место Голгофы. Стены города всюду возвышаются над кручами, кроме одной стороны --...