Поиск по творчеству и критике
Cлово "MORAL"
Входимость: 2. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Входимость: 1. Размер: 66кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 13кб.
Часть текста: честности и равенстве. Ответ читателю О ЧЕРТЕ, ЧЕСТНОСТИ И РАВЕНСТВЕ. Ответ читателю [11] По поводу моей статьи «Тройная ложь» один из читателей предлагает мне три вопроса. Первый: «В шутку или серьезно назвали вы большевиков сынами диавола? Если в шутку, то не грешно ли смущать умы и без того уже смущенные подобными шутками? А если серьезно, то неужели вы, образованный человек XX века, верите в диавола? И в какого же именно? Не в христианского ли черта с хвостом и рогами?» Второй: «Неужели считаете вы всех большевиков сплошь негодяями? Нет ли между ними и честных людей, даже святых? Читали вы статью Максима Горького о Ленине?» Третий: «Не полагаете ли вы, что и у большевиков есть правда — идея равенства?» На каждый из этих трех вопросов можно бы ответить целою книгою. Но я постараюсь быть кратким. Первый вопрос о «черте» кажется довольно ядовитым, но маленьким. Легко увильнуть от жала его, ответив с такою же лукавою легкостью и плоскостью, с какой он поставлен: «Да, виноват, пошутил». Но, если отвечать искренне, то вопрос бездонно углубляется. Я хорошо понимаю, как стыдно «образованному человеку XX века» верить в черта. Ведь нынче не только образованные и умные люди, но и невежды и дураки ни в Бога, ни в черта не верят. Ведь даже сам «образованный» лакей Смердяков знал, что в Священном Писании «про неправду все писано» — Смердяков знал это вместе с Вольтером, Марксом и Лениным. Верить в Бога — еще с полгоря, полстыд; но в черта — это уж стыд окончательный. Да, все это я хорошо понимаю. Но делать нечего, беру на себя весь стыд. Говорю прямо и просто: верю в черта. Верю в него наперекор Вольтеру, Марксу, и Ленину, и Смердякову, вместе ...
Входимость: 1. Размер: 42кб.
Часть текста: бы не открещивалась от «вмешательства», — рано или поздно, вмешается, вдвинется. Как интернационален, в существе своем, в Интернационале, сам большевизм, так и борьба с ним должна быть интернациональною, всемирною. Когда последний русский национальный фронт пал или ушел в глубь России, в неизбежную революцию, — это яснее, чем когда-либо. Национальный фронт пал — обнажился фронт всемирный. Этот час, когда я с вами говорю, есть час всемирности, и это место, где я с вами говорю, — есть место всемирности: Париж — город всемирный по преимуществу. Вот почему, если когда-либо, то отныне, и если где-либо, то отсюда, борьба с большевизмом должна, сделаться всемирной. Да, между большевизмом и Россией будет вдвинута Европа. Это очень трудно понять европейцам. Но, как им ни трудно, — мы, русские, должны сделать, чтобы они наконец это поняли. Европейцы этого не поймут, пока мы, русские, сами не поймем, что большевизм может быть побежден только «Третьей Россией». Что такое Третья Россия? Россия первая — царская, рабская; Россия вторая — большевистская, хамская; Россия третья — свободная, народная. Но, прежде чем говорить о существе Третьей России, должно сказать о ведущих к ней путях. На этих путях все русское изгнание, русское «рассеяние», уже подобное великому рассеянию Израиля — diaspora —...
Входимость: 1. Размер: 66кб.
Часть текста: страшную, родную пустыню, другой — здесь, через пустыню мира; два крестных пути, и мы не знаем, какой из них более крестный. Русская эмиграция, продолжающаяся русская революция, есть нечто небывалое во всемирной истории. С чем ее сравнить? С иудейским «рассеянием» или с вавилонским пленением Израиля, или с Исходом его из Египта? Сколько нас, от Полярного круга до тропиков — один, два, три миллиона? Этого мы сами не знаем: мы — несчитанные, неисчислимые, целое новое племя, новый Израиль, такой же, как тот, древний, — безземельный, бездомный, бесправный, отовсюду изгнанный, всеми гонимый, такой же проклятый, а может быть, и святой, и, уж, во всяком случае, такой же страдающий. Сами себе мы кажемся очень слабыми, потому что очень страдаем. Но, если в порядке низшем, эмпирическом, страдание всегда слабость, то в порядке высшем, духовном, — не всегда: здесь оно может быть, и силой. В судьбах народов, так же как отдельных людей, печать страдания бывает печатью избрания. Нет ли и в этом сходства нашего с Израилем? Наше страдание, подобно слепоте, Свет очей, Россию, отняли у нас. Что значит свет, знают только слепые: так, только на чужбине мы узнали, что значит Россия. Внешне ослепнув, мы прозрели внутренне и увидели невидимую Россию, Святую Землю,...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: за то, что он отца убил, и все любят, что он отца убил. — Любят, что отца убил? — Любят, все любят. Все говорят, что это ужасно, но про себя ужасно любят… Алеша, правда ли, что жиды на Пасху детей крадут и режут? — Не знаю. — Вот у меня одна книга, я читала про какой-то где-то суд, и что жид четырехлетнему мальчику сначала все пальчики отрезал на обеих руках, а потом распял на стене, прибил гвоздями и потом на суде сказал, что мальчик умер скоро, через четыре часа. Эка скоро! Говорит: стонал, все стонал, а тот стоял и на него любовался. Это хорошо. — Хорошо? — Хорошо. Я иногда думаю, что я сама распяла. Он висит и стонет, а я сяду против него и буду ананасный компот есть…» («Братья Карамазовы», разговор Алеши с Лизой). Что это? Бред? Да, бред, но и действительность. Всемирно-историческая действительность наших дней — бред сумасшедшего. Россия — распятая, большевизм распинающий, а Европа — невинная девочка, которая, любуясь на муки распятого, ест ананасный компот. Все судят большевизм за то, что он «отца убил», и все это любят. Вот почему наши русские свидетельства перед Европой о большевистских ужасах так недействительны: от них ананасный компот только слаще. — Oh, mes chères petits bolcheviques! Mais pourquoi donc, monsieur leur voulez vous du mal? О, мои милые...