Мережковский Дмитрий: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "1884". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 2. Размер: 48кб.

Часть текста: Пришел к своим, и свои Его не приняли (Ио. 1, 10--И). Тайну эту -- тайну всей жизни человека Иисуса -- подслушал у сердца Его один из всех учеников, Иоанн. II Как это ни странно сказать, догмат об Искуплении, каков он сейчас для большинства христиан, -- не совсем неподвижный, но еле движущийся, не мертвый, но и не живой, -- отделяет их от жизни Христа Искупителя; с ней соединял их некогда и, может быть, когда-нибудь вновь соединит лишь догмат живой, движущийся и раскрывающийся в религиозном опыте. Опыт первичнее догмата, -- только поняв это, можно понять жизнь человека Иисуса. III Петр, Верховный Апостол, "соблазняет" Христа. Кто это говорит, сумасшедший? Нет, сам Господь: Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн (Мт. 16, 23). Мертвому догмату с этим делать нечего, а догмат живой только с таких "соблазнов" и начинается. Нет той человеческой немощи -- сомнения, искушения, отвержения, проклятья, нет того соблазна человеческого, где бы рядом с нами не был человек Иисус; где бы мы не узнавали в Нем себя. Слишком человеческого нельзя сказать о Нем ничего, ибо Он, -- подобно нам искушен во всем, кроме греха (Евр. 4, 15). В каждой капле воды -- та же вода, что в океане; в каждой искре огня -- тот же огонь, что в солнце; в каждом человеке -- тот же Сын человеческий, что во Христе. Я есмь Ты, -- сказано с чудным опытным знанием в одной гностической молитве-заклятии для благополучного прохождения души по мытарствам ада 1 . Только через наше человеческое сердце можем мы заглянуть в сердце человека Иисуса; только через наше смертное борение можем мы заглянуть в Гефсиманию; тяжесть ...

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: христиан <...> тогда как для исторического романиста важно различие эпох и явлений — Мережковскому важна схожесть»1. Статья Ходасевича была написана непосредственно после публикации романа Мережковского «Мессия» (1926–1927), где писатель, обращаясь к дохристианским восточным культурам и религиям, пытался выявить в них протохристианские черты. После выхода в свет книги «Наполеон»2, написанной в жанре беллетризованной биографии3, рецензенты вновь подвергли сомнению право Мережковского писать об истории, его способность объективно освещать исторические факты. Писатель Михаил Цетлин в рецензии, опубликованной в журнале «Современные записки», в частности, отмечал: «Только путь Блуа <имеется в виду Леон Блуа, французский автор книги о Наполеоне. — Л. П. > к душе Наполеона лежит не только через свой, но и через всенародный опыт, через душу свою и своего народа — к душе народа. Для русского, не имеющего связи с душой французского народа, последнее недоступно. Зато у русского писателя есть опыт революции»4. Нам представляется, что именно в «Наполеоне» Мережковский, уже и в дореволюционный период творчества неоднократно обвиненный в историческом схематизме, попытался всесторонне аргументировать свое право на историософскую концепцию. Небезынтересно отметить, что еще Николай Минский, критиковавший Мережковского за искусственное соположение высказываний из самых различных текстов и за отсутствие подлинного постижения творчества конкретного автора, подчеркнул: «Мережковский во главе своих цитат — это Наполеон во главе своих воинств. Он тайновидец книжных цитат»5. В процессе создания книги «Наполеон» особое значение приобретает для Мережковского отношение к источникам — историографическим и мемуарным. С подробным анализом личности Наполеона мы...

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: Усни Усни Уснуть бы мне навек, в траве, как в колыбели, Как я ребенком спал в те солнечные дни, Когда в лучах полуденных звенели Веселых жаворонков трели И пели мне они: «Усни, усни!» И крылья пестрых мух с причудливой окраской На венчиках цветов дрожали, как огни. И шум дерев казался чудной сказкой. Мой сон лелея, с тихой лаской Баюкали они: «Усни, усни!» И убегая вдаль, как волны золотые, Давали мне приют в задумчивой тени, Под кущей верб, поля мои родные, Склонив колосья наливные, Шептали мне они: «Усни, усни!» 1884

Входимость: 1. Размер: 2кб.

Часть текста: Осень (Из Бодлэра) Осень (Из Бодлэра) Я люблю ваши нежно-зеленые глазки; Но сегодня я горьким предчувствием полн: Ни камин в будуаре, ни роскошь, ни ласки Не заменят мне солнца, лазури и волн. Но каков бы я ни был, как мать, пожалейте И простите меня, будьте милой сестрой И угрюмого, злого любовью согрейте, Как осеннее небо вечерней зарей. Труд недолгий... Я знаю: могила немая Ждет... О, дайте же, дайте под желтым лучом Сентября золотого, про май вспоминая, Мне на ваши колени поникнуть челом. 1884

Входимость: 1. Размер: 4кб.

Часть текста: ("Блажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогу…") «Блажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогу…» Voluntas est superior intellectu [1] Дунс Скотт Блажен, кто цель избрал, кто вышел на дорогу И мужеством бойца и верой наделен, Кто бросился стремглав в житейскую тревогу, Кто весь насущною заботой поглощен. Волнуем злобой дня, в работе торопливой Он поневоле чужд сомнений роковых, И некогда ему отыскивать пытливо Заветного ключа вопросов мировых. Со знаменем в руках вступая в бой кровавый, Он может ранами гордиться пред толпой, Он может совершить свой подвиг величавый И на виду у всех погибнуть, как герой, Погибнуть, как орел, что гордо умирает, Пернатою стрелой пронзенный в облаках, И гаснущий зрачок на солнце устремляет, Встречая свой конец в родимых небесах. Но горек твой удел, мечтатель бесполезный: Не нужен никому, от жизни ты далек. И, трепетно склонясь над сумрачною бездной Неразрешимых тайн, ты вечно одинок... Струной, надорванной мучительным разладом, Твой каждый чуткий нерв болезненно дрожит, И каждый твой порыв неотразимым ядом Сомнений роковых в зародыше убит. В бездействии прожив, погибнешь ты бесцельно… Не тронет никого твой заунывный плач, Не в силах ничему отдаться нераздельно, — Ты сам своей душе – безжалостный палач. Порой ты рвешься вдаль, надеждой увлеченный, Но воля скована тяжелым, мертвым сном: Ты недвижим, – как труп, в бессилье...

Входимость: 1. Размер: 103кб.

Часть текста: вечер. 1812– 1815 От Москвы до Ватерлоо – закат. 1815 – 1821 От Ватерлоо до смерти – ночь. Утренние сумерки I. Детство. 1769 – 1779 «Генеалогические изыскания о роде Бонапартов не что иное, как ребячество. Очень легко ответить на вопрос, откуда этот род начался: от 18 Брюмера. Можно ли иметь так мало чувства приличия и уважения к императору, чтобы придавать какую-либо важность о предках его? Солдат, гражданин, государь, он всем обязан своей шпаге и любви к нему народа». Эта внушенная, вероятно, самим Наполеоном заметка появилась в «Мониторе», Правительственном Вестнике 25 Мессидора, 14 июля 1805 года, полгода спустя после коронования. «Вот как должен говорить великий человек!» – воскликнула, по этому поводу, одна из его умных поклонниц. [477] «Я никогда не заглядывал ни в один из моих родословных пергаментов; они всегда находились в руках брата Иосифа, нашего семейного генеалога»,– говаривал сам император, смеясь. [478] – «Я один из тех людей, которые Все сами по себе, по предкам же ничто». Qui sont tout par eux-mêmes et rien par leurs aïeux. [479] Буона-Парте (Buona-Parte) – очень старый и благородный тосканский род из Тревизо и Флоренции, чье родословное древо возводят, может быть, слишком усердные генеалоги до начала X века. Один из Буона-Парте участвовал будто бы в первом Крестовом походе. Во второй половине XIII века флорентийский патриций, Гульельмо Буонапарте, принимавший участие в борьбе Гвельфов и Гибеллинов, объявлен был мятежником и навсегда изгнан из Флорентийской республики. Он переселился в Сарцану,...

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: Поэту наших дней Поэту наших дней Молчи, поэт, молчи: толпе не до тебя. До скорбных дум твоих кому какое дело? Твердить былой напев ты можешь про себя, — Его нам слушать надоело... Не каждый ли твой стих сокровища души За славу мнимую безумно расточает, — Так за глоток вина последние гроши Порою пьяница бросает. Ты опоздал, поэт: нет в мире уголка, В груди такого нет блаженства и печали, Чтоб тысячи певцов об них во все века, Во всех краях не повторяли. Ты опоздал, поэт: твой мир опустошен, — Ни колоса – в полях, на дереве – ни ветки; От сказочных пиров счастливейших времен Тебе остались лишь объедки... Попробуй слить всю мощь страданий и любви В один безумный вопль; в негодованье гордом На лире и в душе все струны оборви Одним рыдающим аккордом, — Ничто не шевельнет потухшие сердца, В священном ужасе толпа не содрогнется, И на последний крик последнего певца Никто, никто не отзовется! 1884

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: Кораллы Кораллы Широко раскинулся ветвями Чуждый неба, звуков и лучей, Целый лес кораллов под волнами, В глубине тропических морей. Миллионам тружеников вечных — Колыбель, могила и приют, Дивный плод усилий бесконечных, Этот мир полипы создают. Каждый род, – ступень для жизни новой, — Будет смертью в камень превращен, Чтобы лечь незыблемой основой Поколеньям будущих времен; И встает из бездны океана, И растет коралловый узор; Презирая натиск урагана, Он стремится к небу на простор, Он вознесся кружевом пурпурным, Исполинской чащею ветвей В полусвете мягком и лазурном Преломленных, трепетных лучей. Час придет, – и гордо над волнами, Раздробив их влажный изумруд, Новый остров, созданный веками, С торжеством кораллы вознесут... О, пускай в глухой и темной доле, Как полип, ничтожен я и слаб, — Я могуч святою жаждой воли, Утомленный труженик и раб! Там, за далью, вижу я над нами Новый рай, лучами весь облит, Новый остров, созданный веками, Высоко над бездною царит. 1884

Входимость: 1. Размер: 3кб.

Часть текста: *** ("И вот опять проносятся, играя…") «И вот опять проносятся, играя…» И вот опять проносятся, играя, Как вереница чудных снов, По небесам ликующего Мая Гряды жемчужных облаков; Нам вечно мил привет его коварный; А между тем уж сколько раз, Обворожив улыбкой светозарной, Весна обманывала нас! Но что мне в том: пускай за призрак счастья Погибло тысячи людей, Купив ценой угрюмого ненастья Тепло и ласку вешних дней, — На этот раз так глубоко и ровно Лазурью блещет свод небес, И очи звезд мерцают так любовно, Так нежно зелен юный лес, Что, все простив, я должен им поверить, К природе кинувшись на грудь: Ей наконец наскучит лицемерить, Ей будет стыдно обмануть... Я так устал в цепях моей неволи И в долгой медленной борьбе, — Нет, не прошу, но, как законной доли, Я счастья требую себе: О светлый Май, пока еще не поздно, Ты мне не вправе отказать — Меня хоть раз, как жертву смерти грозной, Цветами жизни увенчать! Май 1884

Входимость: 1. Размер: 21кб.

Часть текста: Онегиным», доходящая до очевидного цитирования. Видимо, именно обилие отсылок к пушкинскому тексту заставило комментатора недавнего образцового издания поэзии Мережковского К. А. Кумпан отказаться от перечисления их. Не будем этого делать и мы, ограничившись констатацией очевидного и, вне всяких сомнений, осознанного самим автором. Вместе с тем, есть в первой части поэмы одно место, которое заставляет говорить, что ориентация на пушкинское начало являлась для Мережковского не столько желанием напомнить о великом предшественнике (как то было в пушкинианском введении в поэму), сколько аргументом во внутрилитературной борьбе, закончившейся, в конце концов, торжеством символизма. Конечно, мы присутствуем лишь при ее начале, но и здесь совпадения представляются довольно очевидными, чтобы учитывать этот незаурядный текст как памятник истории если не символизма в собственном смысле этого слова, то по крайней мере пре(д)символизма. Итак, в первой главе поэмы речь идет об университетских интересах одного из двух...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1884"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1884"